Мечта о земле и доме

Сдвинуть два стула и накрыть одеялом — когда тебе 5. Соорудить гнездо в развилке дерева, когда тебе 12. Создать семью и превратить съемный угол в уютное жилище, когда тебе 20. Свой дом, своя земля… Каким бы урбанистом ты ни был, а в душе на эти слова что-то отзывается. Мечта о собственном доме — это, наверное, то, что объединяет нас с нашими предками. С теми, кто уходил из новгородских земель осваивать дикие северные леса и пустоши, кто рубил первые срубы Ладоги, когда еще даже имени Рюрика не было на слуху. С теми, кто бросал рабскую судьбу и отправлялся на юг, в Сечь, откуда «выдачи нет». С теми, кто шел все дальше и дальше: на Восток, на Урал, а потом — в Сибирь. Многое стояло на пути у стремящихся жить собственным домом. Кандалами висели на руках общинные устои, не дававшие вырваться за пределы «обчества». Косо смотрели в русской деревне на «одинцов», державших собственные хутора, не подчинявшихся воле старосты, не участвовавших в «толоках». Пойди-ка, выйди из общины, если ты от рождения до смерти — часть ее механизма, неотъемлемый рабочий орган!

Но мечта-то, куда деть мечту? И вот уже гудят паровозы, и первые столыпинские вагоны везут крестьян все дальше и дальше от родных земель. То ли в ссылку, то ли в рай — в места незнакомые, но туда, где землю дают всем и бесплатно, где можно несколько лет не платить налогов и податей, где ты — сам себе голова. Недолго проработал проект министра Столыпина, да и сам Петр Аркадьевич прожил недолго, но 600 000 крестьян из центральных регионов России успели воплотить мечту в действительность. Три с половиной миллиона десятин ранее пустовавших земель обрели хозяина. Сколько домов поднялось на них! Прошло совсем немного времени, и вот — словно трубы ангелов с неба — «Декрет о земле»! Большевистское воплощение эсэровского лозунга, законодательное закрепление крестьянских надежд и чаяний.

Надеждам на будущее суждено было прожить не долго. Сперва молодая советская власть взялась за «кулаков», а когда те кончились — за «подкулачников», выкосив всех, выдававшихся над общим уровнем. Слишком работящих, слишком предприимчивых, опасных. И снова потекли на Восток столыпинские вагоны, пополняя численность русского населения Зауралья, но уже не к мечте, а от нее. Казалось, коллективистское начало, насаждавшееся повсеместно, напрочь вытравило мысли о частной собственности, о чем-то своем собственном, а не общем, обобществленном.

Но мечта о своем доме — это не просто «частнособственнический инстинкт», это архетип, идея! Отгремела Великая Отечественная, вернулись с фронтов солдаты-победители. Вернулись, вдоволь насмотревшись на то, как все устроено «там», «у них». А тут, как по заказу — пресловутый «дачный указ» 1949 года. И молодые еще парни бросились пахать и строить. Появились не просто дома, а целые усадьбы с вишневыми и яблоневыми садами, с электрическим освещением от ветрогенератора, с самодельным водопроводом, а подчас — и телефоном. Потому что руки росли откуда надо, а как все должно выглядеть в итоге, строители видели собственными глазами.

А тут и хрущевская оттепель подоспела, а за ней — брежневская дачная часть продовольственной программы! И как грибы после дождя стали появляться дачные товарищества, садоводства, «коллективные сады». Правда, здесь уже без усадебного шика: зимний дом — не моги, подвал — не смей, все регламентировано и по правилам. Но все равно, пусть 6-8 соток, пусть постройка из Бог весть чего, но это было свое, родное. Искаженное, выполненное в эконом-варианте, но воплощение той самой мечты! Дача! Сколько труда было вложено в эти «скворечники» в неудобьях за городом!

Так мы и дожили с этой мечтой до сегодняшних дней. До времен, когда вопрос — будет ли у тебя свой дом и земля — решается, по факту, всего лишь деньгами. Пожалуй, сегодня едва ли не лучшее время для того, чтобы воплотить задуманное. Потому что неизвестно, что готовит нам день грядущий, непонятно, какими еще волнами перемен накроет Россию, и можно ли будет сделать это в дальнейшем. А дом остается домом. Кем бы ты ни был, в один прекрасный момент своей жизни ты понимаешь это и, взяв бумагу и карандаш, проводишь первые линии чертежа, — нет, пока что всего лишь эскиза. Задумки, каким он будет.

И в душе твоей — трепет

Сергей КОРМИЛИЦЫН