Зиме — тишину?

Да, есть такие счастливые люди (не только дети), которые ей радуются и её с нетерпением ждут: Новый Год, лыжи и коньки, снежки и снеговики. Моржевание, наконец.

Но есть и те, кто тихо замирает перед зимой, и их, боюсь, большинство: всё-таки медведики не зря засыпают, они-то хорошо понимают, что такое лучше переносится во сне. Так ведь и большинство людей зимой сжимается, скукоживается, мысленно и зримо группируясь: надо вынести из дома многие слои теплой одежды. Непрост и сам по себе рывок из тепла навстречу стихии и отчаянно счастливое возвращение обратно.

Как ни крути, замораживание так просто не проходит. Уж если размороженные продукты теряют большую часть вкусовых качеств, то так и мы, наверное, тоже. Звучит забавно. Похоже на какие-то комические заметки, но всё же в этом — определённая сторона нашей жизни. Наш регион не зря относят к зоне рискованного земледелия. Так и человеческое выживание здесь требует особых качеств и механизмов саморегуляции.

Конечно, комфорт нашего времени многие сложности сильно сгладил. Но главный смысл никуда не исчезает: замораживание тела и чувств просто так не проходит. Гёте, попав в Италию, постоянно отмечал примерно одно и то же: там совсем другая жизнь, все живут на воздухе и воле, отсюда иной темперамент. В физической свободе южного существования корень многих национальных черт. А жизнь на севере (когда как минимум три, а обычно четыре, а то и пять месяцев в году — с морозом) приводит к другим чертам характера. Для того, чтобы умело жить на севере, надо уметь себя организовать, наладить, а, быть может, и научиться встраивать в среду.

Но это с одной стороны, а с другой — надо уметь настраивать себя и внутренне, быть готовым к темноте, долгому мраку, холоду. И находить себе зимой не только энергичные забавы, но тихие и сосредоточенные.

Быть может, это меланхоличное время — шанс обдумать себя и свою жизнь, но позитивно. Что-то придумать и отладить. Найти себе занятие долгими зимними вечерами и искать решение разных вопросов. Финская организованность и дисциплина жизни, наверное, следствие как раз этой способности подчинить обстоятельства себе и продумать существование. Как минимум на бытовом уровне, практическом.

Финский дирижёр Лейф Сегерстам как-то заметил: «Мы ведаем крайние состояния природы, потому амплитуда нашего существования тоже огромна». Нам чаще всего свойственны большие вопросы, а что если наоборот — посвятить зиму, тишину и сумрак, вопросам внешне малым, но подчас не менее важным? Что если в это время изобретать, придумывать и мечтать? Ведь что может быть плодотворнее больших мечтаний!..

Кажется, что зима есть наша неотъемлемая и самая характерная примета. Но когда она вошла в искусство? Парадоксально, но очень поздно. По-видимому, первый русский пейзаж со снегом и морозом — «Русская зима» (Русский музей) — был написан только в 1827 году (пушкинская «Метель» и вовсе в 1830-м!). И автор его, Никифор Крылов, был деревенский художник, взятый в обучение Венециановым. Он изобразил людей, занятых разными делами и неспешно идущих по скрипящему снегу. Всё самое главное схвачено как раз прозрачной, сухой колючестью морозного воздуха и плотностью умятого снега.

Что же — до того зимы в России не было? Или её не видели? Или умели отрешиться (не хотели замечать!) и пережить весело, играючи и сознательно забывая о погоде. Последнее — вряд ли. Но как раз оно-то и важно.

Если природа дает нам шанс на размышление, то его стоит использовать. Задуматься и понять, где и в чем неполадки, и, мечтая, попытаться найти их разрешение. А весной приступить к реализации — с финской неумолимостью. Тогда — это лучший урок соседей и лучший плод зимы.

Алексей ЛЕПОРК